Даже если вам ничего не говорит фамилия Олейник, с его творчеством вы знакомы не понаслышке: он — автор комплексного декоративно-художественного оформления интерьеров сочинского ЗАГСа. Это ему удалось из запущенного здания Индо-Европейского банка дореволюционной постройки создать один из самых красивых дворцов бракосочетания России. От «мраморного» стола до пяти тонн хрусталя в парадном зале — все прошло через руки мастера.
Приезжие тоже знакомы с плодами его труда: только благодаря его работе удалось восстановить и реконструировать уникальные люстры и светильники сочинского железнодорожного вокзала. К стеклу и керамике у Владимира Олейника особая привязанность.
Его нынешняя живопись в Сочи не столь известна. Судьба современного искусства во все времена — оставаться недопонятым. Но Академия художеств аплодирует, организует персональные выставки — только что завершилась академическая выставка «Белый пароход» — и вручает ордена, коллеги уважают и творчество, и мнение о собственных работах, профессиональное сообщество ценит, а в любимом Сочи…
— Понимаете, современное искусство — это то, чего в Сочи нет. Отдельные артефакты встречаются, но общей картины под названием «Современное» они дать не могут.
— Но почему в Перми — есть, а в Сочи — нет. Если меряться провинциальностью, то Пермь даст Сочи фору в сто очков.
— В Перми было современное искусство, пока там работали люди, которые понимали в нем толк. А они там были ровно до тех пор, пока губернатором был человек «в теме», который считал, что край заброшен и что современное искусство — тоже путь, чтобы вывести людей и регион из депрессии. Он понял, что создавая мощный нестоличный центр — чего угодно, но получился центр искусства — он привлекает внимание к краю и инвестиции в экономику. Сейчас же для Перми начались иные времена, не нужно там теперь никому внимание, «чем тише — тем лучше» — вот новый лозунг.
— В чем же, на ваш взгляд, заключается основная проблема у нас?
— У нас в городе один выставочный зал. Один. И это пространство, созданное исторически с абсолютно другим целевым назначением. В этом сооружении никак невозможно выставляться, представить хорошую экспозицию. Картинам не хватает «воздуха».
Но в этом пространстве самое страшное, что среда формирует мышление. В результате поставили «гидов» — отчитались, что модернизировались и применяют современные технологии. Кто воспользовался этим новшеством хоть раз? Жалюзи-роллеты установили внутри. Эти конструкции можно использовать только снаружи зданий, и то не всех, но у нас они висят в музее.
— Но в Москве самое известное место демонстрации современного искусства — вообще «Винзавод», и не жалуются на помещение.
— Идея «заводов» пришла из Германии. В любом городке Германии площадью едва ли больше нашей Хосты есть музей современного искусства. В Америке в каждом штате — великолепное собрание современного искусства. Живые современники — это, прямо скажем, не самое дорогое. Умирают — работы резко повышаются в цене, есть такой тренд. В большинстве случаев современникам достается не условный «Лувр», а все те же заводы. Но эта концепция жизнеспособна только там, где уже есть среда, которая создает актуальное искусство. В Москве есть сотни людей, которые этим современным искусством живут. А у нас просто нет людей: таков общий фон. Был у нас заброшенный завод на месте «МореМолла». Представим, что его отдали бы под современное искусство. Люди пришли бы раз, максимум два. И было бы это мертвое пространство — будем реалистами.
— Отлично! Расписываемся в собственной неспособности принять современное искусство и принимаем крашеные крыши эталоном дизайна городской среды?
— Нет. Воспитываем. Мы с Леонидом Звуковым (архитектором — прим. С.В.) давно выдвинули идею создания в Сочи культурного центра.
— Музея?
— Не совсем. Именно центра, где будут и выставки, где могли бы собираться и художники, и музыканты, и была бы сама возможность заниматься. Музей подразумевает, что есть крупная музейная коллекция, которую необходимо, кстати, приобретать, и это — большие средства. Только потом этот музей, когда зарекомендовывает себя в среде современных менеджеров, его собрание попадает в обойму: привозятся коллекции других собраний, вывозятся наши работы. Центр современного искусства не столь статичен: он может уходить шире, уже в зависимости от жизненных условий, и дает городу больше культурных потенций. Центр дает возможность вести культурно-воспитательную работу, простите за казенщину слов, возможность вовлечения людей в среду современного искусства. Потому что современное искусство не является «отдельной картиной». Это среда, которая формирует человека другого уровня восприятия. А среду делает центр, а не музей.
Но людям некуда идти, и люди идут в места стадные или остаются сидеть с пультом, перелистывая каналы низкопробного ТВ. А ведь современное искусство не отстает от времени — на то оно и современное. Мы закормлены телевизором, а нашей молодежи даже не предлагают иного. А если нет возможности распробовать, то со временем перестает восприниматься вкус.
— А саму молодежь спросили? Вы представляете ее интересы? Ей это надо?
— А вот надо. На моей выставке было около пятисот человек, из них триста — явно до 27 лет. У меня же на выставках не бывает людей, которым сказали «надо, а то зачет не поставлю». Наблюдать за этими людьми было одно удовольствие.
То, что они сталкиваются с выходящим за рамки ожидаемого в музейных стенах, их будоражит, «включает». Я честно скажу — удивился, сколько людей в Сочи готово воспринимать современное творчество.
— Вернемся к идее центра современного искусства. Хотите его открыть на высвобождающихся после Олимпиады площадях ледовых дворцов?
— Если честно, это был бы не самый лучший вариант. Нужен центр города.
— Ну, это универсальная мечта для Сочи.
— Создать центр на «культурной оси», ныне почти утраченной, — от Зимнего театра до «Стерео» — это реально. В следующий раз расскажу.
Светлана ВОЛОШИНА
Продолжение следует